* * *

Липкая зеленая грязь капала с бровей. «Пожалуй, наслежу, — подумал Лев, — но кому теперь мои следы?.. Разве что кибер-уборщик будет недовольно урчать, когда обнаружит на полу корабля пятна оттенка, который нигде во вселенной, кроме этой островной дыры, более не встречается. Главное теперь — домой». Он с удовлетворением заметил, что уж эти-то следы имперских ищеек никуда не приведут. «Свинье мешают посмотреть в небо ее собственные уши», — вспомнилась ему какая-то древняя фраза. Он посмотрел в небо. Там все ярче разгоралась фиолетовая звезда садящегося корабля.

Мысленно он вернулся к началу. Теоретическая подготовка, физическая подготовка, спецподготовка и т. д. и т. п. Он чувствовал, что может своротить скалу. Скалу — да, но болото?. .

Корабль аккуратно сел, без грохота и даже почти без плюха. «То-то обыщутся меня», — зло подумал Лев о службистах, которые в этот момент рассыпались цепью по берегу острова.

«Может, следовало послушать Майю, — потекли мысли дальше, — думать о своих личных проблемах, далась мне эта островная. Только, видимо, основная личная проблема в том, чтобы быть нужным кому-то, иначе какое вообще право я имел бы на личное счастье? Только то, что я мужчина, 28 лет, метр семьдесят восемь ростом, метр восемьдесят — размах рук, объем желудка три литра и т. д. и т. п. Чем же я тогда отличаюсь от тех, кто сейчас окружили остров и ждут подхода дежурных болотоходов? Они тоже метр семьдесят восемь плюс-минус двадцать и имеют одну печень и одну селезенку. Как они тебе, Майя, ведь биологически мы ничем не отличаемся».

Лев устроился помягче в перегрузочном кресле, тяжесть стала привычно растекаться по суставам. «Человек не тело, а дело», пришел в голову дурной каламбур, и все же если дела человека убоги, то никаким величием внутреннего мира его не оправдать. Да и какой может быть у него мир, в лучшем случае это не человек, а энциклопедический словарь. Да вон и герой береговых обстрелов, главнокомандующий группой флотов «Ц», весьма неглупый и высокообразованный человек, в жизни немало добился. Только вот жена его предпочитала проводить ночи в постели простого шифровальщика штаба, его, Льва, постели. А он разве мог бы, даже независимо от обязанностей прогрессора, просто по-человечески, оттолкнуть эту уставшую от одиночества женщину. Одинокую при живом муже и куче блестящих бездельников-ухажеров из интеллегентнейших кругов.

Перегрузка потихоньку начала отпускать. Вспомнилось, как ему впервые пришлось тащиться по болоту при заброске, да еще тащить целый тюк литературы. Какого же было его удивление, когда он обнаружил, что заброшенные восемьдесят лет назад руководства по подрывному делу не только не исчезли, не уничтожены, не засекречены, а, наоборот, всячески вдалбливаются всякому законопослушному островитянину. В то время, как они на земле думали, как наладить переброску литературы, мечтали о подпольной типографии, здесь, в Островной, эту литературу издавали массовыми тиражами. Существовал даже культ пророка Заграбастара, которому приписывалось написание «священного писания». А те брошюрки, которые пытался подсовывать им Лев, вызывали, особенно у молодежи, лишь презрительные смешки: «А, опять эта ахинея Заграбастара». Когда однажды в личной беседе с Главнокомандующим, Лев прямо спросил: «Зачем вы издаете эти книги, ведь в них написано, как делать динамит», — тот лишь расмеялся и сказал: «А кто в него сейчас верит? Все считают нас жуликами, поэтому, чтобы обмануть, нам достаточно сказать правду», — и опять засмеялся и добавил: «Правду не всю, но да кто ее всю знает». «Врешь», — подумал тогда Абалкин, — найдутся, которые докопаются. Только не сытые умники-потребители, интеллектуалы, которые привыкли считать себя солью земли, не им, пожалуй, понимать, как динамит делают. Да и зачем он им? Изобретение токарного станка смогло сделать на Земле больше, чем десять тысяч проповедников. И пусть вся вселенная станет вверх тормашками, а он, Лев, не будет больше витийствовать перед глухими и размахивать руками перед слепыми. Глупо кормить сытого, глупо развлекать веселого. Тем более, если голодных и грустных еще предостаточно.

Ошметки сухой грязи осыпались под действием перегрузок, стирались последние следы пребывания в Островной, а Лев летел и думал, что теперь-то он знает, кому и как он способен быть нужным.