Поздней порой по Петербургу плелся почтенный пешеход. Пурга почти прошла. Печальный полумесяц поливал посеребренными потоками пустынный проспект. Пешеход преспокойно посвистывал. Привычный путь пролегал по проспекту, потом по паре переулков, по поросшему полынью пустырю. Пройдя последний поворот, прохожий приостановился, прикуривая папиросу. Пустырь прорезал приглушенный писк. «Проклятье», — прошептал пешеход, пускаясь проворнее. Поздно! Перед почтенным прохожим проскакало пятеро попрыгунчиков, преступников, переодетых привидениями. «Портфель!» — просвистел первый попрыгунчик. Перепуганный прохожий протянул портфель. Подтянув простыни, преступники подхватили портфель, потом поскакали прочь, противно поскрипывая по пути. Пробило пять. Прохожий пал посреди пустыря. Приступ повалил пожилого путника. Псы, проживающие по пустырю, подрались, подъедая потроха прежде почтенного пешехода. Портфель пропал.
Пульхерия Петровна плюхнула перед постояльцем полную поварешку подгоревшей перловки. «Пошла прочь, проклятая проститутка!» — прохаркал постоялец. «Почто?» — позже плакала пышная прелестница. Пусть Пульхерия прежде подрабатывала проституцией, порядочные постояльцы предпочитали помалкивать, побаиваясь побоев Пульхериных приятелей. Последний приятель, пожилой повар Порфирий Петрович пожимал плечами, подыскивая предлог преспокойно переспать. «Подлый подлец, — прервала порывистого повара Пульхерия, — пусть платит.» Повар пожал плечами. Пока Пульхерия поправляла платье, повар прокрался по полу, потихоньку прихватив портфель, позабытый позавчера предпоследним Пульхериным поклонником, пижоном, переодевающимся привидением.
Предатель, притворявшийся поваром, прошмыгнул прочь, преступный приятель пристрелил павшую Пульхерию, предпочитавший проституток постоялец повесился.
Повар попал под пресс-папье партийного погрома. Портфель пропал.
— Папа, помоги приоткрыть, пожалуйста, — пионер Петя протянул папе, почетному прорабу Прохору Палычу пыльный проржавленный портфель.
— Пойди, поиграй, — подхватив портфель, проговорил Прохор Палыч.
— Пожалуйста, — продолжал подлизываться пионер.
Прохор пнул пионера по почкам. Почуя превосходный промысел, предусмотрительный Прохор попытался приоткрыть портфель.
— Папа, папа, — повторно позвал противный пионер. Прохор поправил противогаз, потом повернул переключатель. По пространству поползла паралитическая потрава. Пионера повалило, прокатило по полу, потрясло.
«Пусть псехта пупет папа!» — последним приветом помянул папу пионер, поднимая парабеллум, полный пороха.
После печального происшествия Пете поставили памятник. Подписали почему-то «Павлику». Перепутали, пожалуй. Периодически подходили прочие пионеры. Прослезившись, пели печальные песни, поминали Петю. Порой появлялись партизаны, подкладывали пионы. Портфель пропал.
Прошло порядком пятилеток. Поиски портфеля продолжались. Поседевшие преступники перерывали помойки, предпринимая последние попытки. После пресного пропитания приосанивались, пускались привирать про портфель. По понедельникам пили протухший портвейн, писали пулю. Проигравший пел петухом, пока позовут. Последний проигравший по прозвищу Пупс приготовился прокукарекать. Помахивая платком, Пупс прокатился по перилам, поневоле попав по почтальону.
«Письмо,» — прохрипел поваленный почтальон.
«Про портфель?» — пропели преступники.
«Подождите, писано по-португальски,» — проговорил Пупс, послав подальше почтальона.
«Посмотри, прорисован план Парижа», — промолвил подошедший Птырюга, преступный подросток-переросток.
«Положение прояснилось. Портфель почти прорезался. Прорывайтесь под плотиной. Пейте противочумную прививку. Протодьякон.» — прочел Пупс.
«Париж! — привстали преступники, — Поехали!»
«Протодиакон приказал прорываться, пойдем пешком», — предостерег Пупс.
Порешив Пупса, преступники пошли пешком.
Портфель пропал.
По парижскому перрону прохаживалась почтенная публика.
Пофыркивая, подходил поезд. Поджидали почетного председателя парижской полиции, польского помещика Питера Портвейнда. Политрук по призванию, писатель по профессии, Питер приехал прощаться. После предоперационной подготовки Питеру пообежали полгода прозябания. Портвейнд предпочел понемногу повеселиться. Париж процветал. Пантеон пустовал. Презервативы приобретали популярность. Пошлые предместья пьянствовали по пятницам.
Подметая полой платформу, прошествовал православный поп. Питер предусмотрительно поклонился. «Покайся, презренный,» — прошипел поп. «Прости, покаюсь,» — поразился простодушный Портвейнд, падая перед преступным протодиаконом.
После покаяния поп подстроил перетрусившему Питеру покушение, потом послал письмо подельникам. Пока преступники пробирались, подлый протодиакон, проходя под потолочным перекрытием, погиб, подавившись просроченной простоквашей.
Подельники пренебрегли пожеланием попа пить противочумную прививку, пали по прошествии профилактического периода. Портфель пропал.
Промчалась перестройка. Прогремел путч. Передовая печать писала про портфель. Прочитав, прежние пролетарии преображались. Покинув партию, переставали пить, почитывали политэкономию, подписывали петиции. Потом про портфель потихоньку позабыли. Приторговывали. Прирастив прибыль, приобретали «Порше». По предъявлении паспорта переизбирали президента. Поговаривали, портфель прибрал помощник президента, посоветовав прочим придерживаться покоя. Правда, после переизбрания президент приболел, пообещал передать портфель премьеру. Пока портфель перешел пресс-секретарю, потом прислужнику. Потом пропал. Присутствовавшие предъявили претензии преторианцам, получилось побоище, потом пепелище.
Практически праистория, поперхнувшись пресловутым портфелем, пошла попятным путем. Погас последний прожектор. Путивль пал. Почтамт порушен. Полигон перейден.
По плацу прошествовал полк подпоручиков. Последний подпоручик почерневшей перчаткой придерживал пыльный, проржавленный портфель. Портфель потрескивал.
«Конец!» — привычно подумал полковник.
И это действительно был конец.